«Время, назад!» и другие невероятные рассказы - Генри Каттнер

забота. Пора забыть особых людей, созданных для Марса, и сепаратистов с Ганимеда, а также весь запутанный, неразрешимый клубок, доставшийся командам Интегратора. Пришла пора подумать о своей настоящей работе — очень простой.

Хардинг бесшумно двинулся к открытому люку. То ли судно вообще не охранялось, то ли его ждали.

Его ждали.

Огромный мужчина в крохотной кабине под палубой откинулся в кресле. Подняв внимательные, спокойные синие глаза, уверенно встретил взгляд Хардинга. Билли Тернер напоминал Будду — неколебимо плотный, неколебимо спокойный, а его тяжелое лицо, обращенное к Хардингу, имело неожиданно невинное выражение удивления.

— И что? — ласково спросил Тернер.

— Вот что, — отвечал Хардинг. — Отложи-ка все, Тернер, или мне придется тебя убить.

Толстяк помолчал, глядя на Хардинга. Потом вытащил изо рта трубку, прищурившись, посмотрел на нее, крякнул и чиркнул старомодной кухонной спичкой о край стола. Он втянул пламя в чашу трубки и выдохнул облако фиолетового дыма, удушливо пахшего опаленными солнцем марсианскими пустынями.

— Что-то я не совсем вас узнаю, — спокойно сказал он Хардингу. — Мы раньше не встречались?

— Нам незачем было встречаться. Погоди-ка.

Хардинг замер у стола, прислушиваясь, обратив взгляд в никуда. Он так сконцентрировался, что стал напоминать машину, не то потеряв какие-то человеческие качества, не то приобретя сверхчеловеческие. Потом скупо, надменно усмехнулся и, подтянув стул, сел за стол напротив Тернера.

Хардинг был крепким мужчиной неуместно академичной внешности, не очень вязавшейся с его несвежей и несколько поношенной одеждой. Он выглядел моложе своих лет или даже как человек без возраста.

— Экипажа нет, — уверенно сказал он Тернеру. — Только один канак на баке. Охраны нет. Но ты, Тернер, ожидал меня.

Тернер выпустил облако ароматного дыма — его табак был выращен не на Земле. Синие глаза смотрели настороженно, выжидающе.

— Сегодня, — продолжал Хардинг, — меня уволили. За некомпетентность. Я не настолько некомпетентен, чтобы не справиться с рыболовным радаром. Если бы это было так, то рыболовной компании не потребовался бы месяц, чтобы об этом узнать. Хорошо. Ты думаешь, что я попробую найти другую работу и ничего не найду, — ты собрался мне помешать. Я закончу тем, что стану обходить пляжи с самодельным счетчиком Гейгера, — так ты думал. А потом ты меня наймешь, ведь ты припас для меня грязную работу. Обычно такие уловки удаются. Только вот со мной не вышло, потому что я — единственный человек на архипелаге, который может без труда убить тебя.

— Ты так думаешь? — Тернер широко раскрыл свои синие глаза.

— Ты же знаешь, чем я занимался, — негромко ответил Хардинг.

Тернер выдохнул дым и задумчиво на него посмотрел:

— Ты был в команде Интегратора.

* * *

И тут же сознание Эдварда Хардинга ушло в себя. Зашторив окна и заперев двери, оно удалилось в прошлое по длинному коридору, который вел все дальше мимо скрытых событий и полузабытых воспоминаний, пока не кончился у самой дальней двери. Дверь открывалась в маленькое квадратное помещение с черными стальными стенами — это помещение называли Круглый стол. Внутри было почти пусто: только трехмерный экран, стул и стол с плоской металлической пластиной, врезанной в столешницу.

В комнате своих воспоминаний Эдвард Хардинг сел в кресло и положил ладони на пластину. И как обычно, с мелодичным звоном система включилась в работу. Сначала под руками словно подул ветер, затем как будто потекла вода, а потом его ладоней коснулся мягкий песок. Хардинг пошевелил пальцами. Его образ беззвучно произнес:

— Готов, ребята. Входим.

И тогда в комнате воспоминаний в глубине трехмерного экрана постепенно появился Сборный образ. Круглый стол заработал, и люди из команды Интегратора оказались вместе, и не важно было, где случай расположил их тела. Команда состояла из семи человек. Семь тел и разумов слились воедино на экране памяти Хардинга, как, может быть, в этот самый момент они и были представлены на том самом экране, но перед кем-то другим в трех тысячах миль отсюда. Может быть, образ говорил с кем-то, как когда-то говорил с Эдвардом Хардингом, когда он был… до того, как… Ну, в общем, раньше. Интересно, подумал он, а как же образ выглядит сейчас, когда я больше не составная его часть?

В воспоминаниях, вызванных неосторожными словами Тернера, Эдвард Хардинг был частью Сборного образа. Как всегда, увидев его снова, в смешанных чертах членов команды он искал следы собственных черт. И как всегда, не нашел.

Семь лиц, семь разумов — но никогда не удается выделить отдельные черты людей, которых так хорошо знаешь. Они всегда сливались в один-единственный образ, который тебе был известен лучше, чем собственное отражение в зеркале. Круглый стол начинал работать, когда ты садился за пульт Сборного образа, и специализированные знания остальных шести членов команды — избранных, получивших особую подготовку — оказывались буквально у тебя в руках, а каждый человек сидел в таком же, как у тебя, кресле, изредка нажимая пластину под руками.

Доктор, юрист, торговец, биохимик — руководитель, физик, радиоастроном. Круглый стол удовлетворял потребности любой команды, тщательно подбирая специализацию каждого члена. И эти потребности никогда не могли бы быть удовлетворены, если бы участники оказались в одном помещении в реальном мире. Потому что знания слишком усложнились. Технический язык, на котором говорил каждый из них, из-за крайней специализации оставался для остальных непонятным. Поэтому и требовался Сборный образ, который мог бы объединять и координировать знания, привносимые каждым членом, со знаниями других и с самим главным Интегратором.

Но свое собственное лицо в образе ты никогда не мог разглядеть, как никогда не мог увидеть образ без своих черт. Хардинг подумал о том, как выглядел образ после ухода Джорджа Мэйолла. Тот ушел по просьбе руководства. И в первый раз, когда команда собралась за Круглым столом, а вместо Мэйолла появился новый человек, черты сборного лица казались забавно плоскими, странными. Тогда Хардинг еще подумал: а каково сейчас Мэйоллу, где бы он ни был, в этом холодном, чужом мире после долгого времени, проведенного в теплой, замысловато запутанной тесной компании команды Интегратора?

Теперь Хардинг сам знал, каково это.

В очередной раз он подумал: «Как же он выглядит без меня?» И на трехмерном экране в комнате, которая больше ему не принадлежала, он представил холодный, отстраненный Сборный образ: лицо дока Вэллея, Джо Мола, других. Каждое лицо сливалось с лицами чужих людей, разум сливался с разумом чужих людей, чтобы решать старые, запутанные, загадочные проблемы, к которым Эдвард Хардинг больше не имеет никакого отношения.

Он забрал с собой воспоминания, захлопнул дверь в конце длинного коридора в памяти, вернулся в настоящее — мимо